"Вмѣстѣ съ тѣмъ все вышеизложенное привело Академію Наукъ къ убѣжденію, что малорусское населеніе должно имѣть такое же право, какъ и великорусское, говорить публично и печатать на родномъ своемъ языкѣ."
"безусловно справедливо указаніе Комитета Министровъ на то, что законы 1876 и 1881 годовъ затрудняютъ распространеніе среди малорусскаго населенія полезныхъ свѣдѣній на понятномъ для крестьянъ нарѣчіи. Коммиссія имѣла въ своемъ распоряженіи рядъ достовѣрныхъ данныхъ, свидѣтельствующихъ о затруднительности для Малоруса пониманія великорусскаго книжнаго языка. Нѣкоторыя такія данныя приведены и въ упомянутыхъ сообщеніяхъ. Особенно важно отмѣтить, что Малорусу съ трудомъ дается пониманіе великорусскихъ книгъ, посвященныхъ изложенію даже самыхъ элементарныхъ свѣдѣній, въ виду именно различія обоихъ языковъ въ обозначеніи предметовъ обиходнаго употребленія: слова лошадь, меринъ, телѣга, одонье, омшеникъ, овинъ, рига, клѣть, подволока, полынья, глазъ, лобъ, затылокъ, туча, молнія, радуга, колодезь, прудъ, мельница, мельникъ, боровъ, кукушка, тряпка, изба, калитка, форточка, пѣтухъ, насѣдка, нашестъ и т. д. непонятны или малопонятны Малорусу. Самымъ краснорѣчивымъ образомъ свидѣтельствуютъ о томъ же затрудненія, испытываемыя даже образованными Малорусами при знакомствѣ съ нашей книжной рѣчью; объ этихъ затрудненіяхъ говорятъ многіе наблюдатели, начиная съ тридцатыхъ и сороковыхъ годовъ прошлаго столѣтія. И не напрасно, конечно, Малорусы такъ охотно прибѣгали и прибѣгаютъ къ «рідній мові» для выраженія на письмѣ своихъ мыслей и чувствъ.
Стѣснительныя запрещенія 1863, 1876 и 1881 годовъ угнетающимъ образомъ ложатся на творческія способности образованныхъ Малорусовъ: пользоваться нероднымъ, непривычнымъ съ дѣтства, не воспринятымъ съ молокомъ матери языкомъ для воплощенія творческой мысли и фантазіи возможно лишь при особомъ лингвистическомъ дарованіи. Тяжелое состояніе малорусскаго писателя рисуетъ намъ письмо г. Леонтовича, присланное имъ Д. Л. Мордовцеву, а г. Мордовцевымъ доставленное въ Коммиссію (печатается въ приложеніи № VII).
Такимъ образомъ оказывается, что въ ненормальныхъ условіяхъ духовной и умственной жизни живетъ въ Россіи народность, насчитывавшая въ январѣ 1897 года до 23 милліоновъ 700 тысячъ душъ (см. сообщеніе А. А. Русова въ приложеніи № IX).
Коммиссія съ полнымъ убѣжденіемъ рѣшается въ заключеніе своего доклада повторить слѣдующія слова Ю. Ф. Самарина, сказанныя имъ въ 1850 году: «Пусть же украинскій народъ сохраняетъ свой языкъ, свои обычаи, свои пѣсни, свои преданія; пусть въ братскомъ общеніи и рука объ руку съ великорусскимъ племенемъ развиваетъ онъ на поприщѣ науки и искусства, для которыхъ такъ щедро надѣлила его природа, свою духовную самобытность во всей природной оригинальности ея стремленій; пусть учрежденія, для него созданныя, приспособляются болѣе и болѣе къ мѣстнымъ его потребностямъ».
Джерело:
Об отмене стеснений малорусского печатного слова. — Санкт-Петербург: Типография Императорской Академии Наук, 1905. — 100 с.
no subject
Императорская Академия Наук, 1905:
"Вмѣстѣ съ тѣмъ все вышеизложенное привело Академію Наукъ къ убѣжденію, что малорусское населеніе должно имѣть такое же право, какъ и великорусское, говорить публично и печатать на родномъ своемъ языкѣ."
"безусловно справедливо указаніе Комитета Министровъ на то, что законы 1876 и 1881 годовъ затрудняютъ распространеніе среди малорусскаго населенія полезныхъ свѣдѣній на понятномъ для крестьянъ нарѣчіи. Коммиссія имѣла въ своемъ распоряженіи рядъ достовѣрныхъ данныхъ, свидѣтельствующихъ о затруднительности для Малоруса пониманія великорусскаго книжнаго языка. Нѣкоторыя такія данныя приведены и въ упомянутыхъ сообщеніяхъ. Особенно важно отмѣтить, что Малорусу съ трудомъ дается пониманіе великорусскихъ книгъ, посвященныхъ изложенію даже самыхъ элементарныхъ свѣдѣній, въ виду именно различія обоихъ языковъ въ обозначеніи предметовъ обиходнаго употребленія: слова лошадь, меринъ, телѣга, одонье, омшеникъ, овинъ, рига, клѣть, подволока, полынья, глазъ, лобъ, затылокъ, туча, молнія, радуга, колодезь, прудъ, мельница, мельникъ, боровъ, кукушка, тряпка, изба, калитка, форточка, пѣтухъ, насѣдка, нашестъ и т. д. непонятны или малопонятны Малорусу. Самымъ краснорѣчивымъ образомъ свидѣтельствуютъ о томъ же затрудненія, испытываемыя даже образованными Малорусами при знакомствѣ съ нашей книжной рѣчью; объ этихъ затрудненіяхъ говорятъ многіе наблюдатели, начиная съ тридцатыхъ и сороковыхъ годовъ прошлаго столѣтія. И не напрасно, конечно, Малорусы такъ охотно прибѣгали и прибѣгаютъ къ «рідній мові» для выраженія на письмѣ своихъ мыслей и чувствъ.
Стѣснительныя запрещенія 1863, 1876 и 1881 годовъ угнетающимъ
образомъ ложатся на творческія способности образованныхъ Малорусовъ:
пользоваться нероднымъ, непривычнымъ съ дѣтства, не воспринятымъ съ
молокомъ матери языкомъ для воплощенія творческой мысли и фантазіи
возможно лишь при особомъ лингвистическомъ дарованіи. Тяжелое состояніе
малорусскаго писателя рисуетъ намъ письмо г. Леонтовича, присланное
имъ Д. Л. Мордовцеву, а г. Мордовцевымъ доставленное въ Коммиссію
(печатается въ приложеніи № VII).
Такимъ образомъ оказывается, что въ ненормальныхъ условіяхъ духовной и умственной жизни живетъ въ Россіи народность, насчитывавшая въ январѣ 1897 года до 23 милліоновъ 700 тысячъ душъ (см. сообщеніе А. А. Русова въ приложеніи № IX).
Коммиссія съ полнымъ убѣжденіемъ рѣшается въ заключеніе своего доклада повторить слѣдующія слова Ю. Ф. Самарина, сказанныя имъ въ 1850 году: «Пусть же украинскій народъ сохраняетъ свой языкъ, свои обычаи, свои пѣсни, свои преданія; пусть въ братскомъ общеніи и рука объ руку съ великорусскимъ племенемъ развиваетъ онъ на поприщѣ науки и искусства, для которыхъ такъ щедро надѣлила его природа, свою духовную самобытность во всей природной оригинальности ея стремленій; пусть учрежденія, для него созданныя, приспособляются болѣе и болѣе къ мѣстнымъ его потребностямъ».
Джерело:
Об отмене стеснений малорусского печатного слова. — Санкт-Петербург: Типография Императорской Академии Наук, 1905. — 100 с.