"Ты победил, ужасный хохол" или как Гоголь Россию развалил.

Толстой-Американец оказался последовательным противником позднего Гоголя и его «Мертвых душ». Любивший скандалы и склонный к эпатажу, граф мог и среди друзей Гоголя или поклонников его творчества во всеуслышанье заявить, будто Гоголь – «враг России, и что его следует в кандалах отправить в Сибирь». Толстой-Американец был вовсе не одинок. «И весь Гоголь, весь, – кроме «Тараса» и вообще малороссийских вещиц, – есть пошлость в смысле постижения, в смысле содержания», – напишет Розанов уже в начале XX века (курсив В. В. Розанова. – С. Б.).

В феврале страшного 1918 года Розанов, увидавший своими глазами гибель российского государства, писал Петру Бернгардовичу Струве из полуголодного, занесенного снегами Сергиева Посада: «Я всю жизнь боролся и ненавидел Гоголя: и в 62 года думаю: “Ты победил, ужасный хохол”»

( Read more... )

Как Гоголя ксендзы охмуряли. Немножко русофобии.

1837–1838 годы в биографии Гоголя – это хорошо известный его биографам «католический эпизод». Гоголь посещает католические храмы, дружит с княгиней Зинаидой Волконской, ревностной католичкой, ведет долгие беседы с польскими ксёндзами – Иеронимом Кайсевичем и Петром Семененко. Благодаря письмам Семененко к Богдану Яньскому мы кое-что знаем о содержании этих бесед. Золотарев, Аксаковы и даже Погодин немало бы изумились, послушай они хоть часть этих польско-малороссийских разговоров.

12 мая 1838 года, Рим: «С Божьего соизволения, мы с Гоголем очень хорошо столковались. Удивительно: он признал, что Россия – это розга, которою отец наказывает ребенка, чтобы потом ее сломать. И много-много других очень утешительных речей».

25 мая 1838 года, Рим: «Занимается Гоголь русской историей. В этой области у него очень светлые мысли. Он хорошо видит, что нет цемента, который бы связывал эту безобразную громадину. Сверху давит сила, но нет внутри духа».

Из книги Сергея Белякова «Тень Мазепы: Украинская нация в эпоху Гоголя».

Как Гоголь "показал Европе голую жопу России". 1852 г.

Поклонники Гоголя могли всю жизнь находиться под властью чар его волшебной поэмы. Однако не переводились и люди, вслед за Тютчевым и Толстым-Американцем, за Розановым и Буниным, отрицавшие Гоголя, не любившие Гоголя. Я не о Булгарине или Сенковском, давних противниках Гоголя еще со времен его сотрудничества в пушкинском «Современнике».

В марте 1852-го Гоголя не станет. Этнограф и фольклорист Иван Михайлович Снегирев, профессор Московского университета, откликнется на смерть писателя снеожиданной злобой: «Как посмотреть с другой стороны, так что же такого сделал Гоголь? Разве то-то, что показал Европе голую жопу России, которой он поднял подол»*.

Дело не в критике российских пороков, ведь и до Гоголя был Грибоедов, а еще прежде – Фонвизин. В мире Гоголя нет надежды. Гоголь сжег чистовую рукопись второго тома, а вместе с ней сгорели надежды на воскрешение мертвых душ, на нравственное преображение Чичикова. Дело, как мне представляется, в нелюбви Гоголя к русской природе, климату, быту, обычаям.

* Это высказывание Снегирева известно нам из записи в дневнике известного филолога Ф. И. Буслаева. См.: Из дневника Ф. И. Буслаева // Русская речь. 1999. № 5. С. 33.

Из книги Сергея Белякова «Тень Мазепы: Украинская нация в эпоху Гоголя».